Архитектура: человек или компьютер?
Т.А. Славина, академик РААСН, профессор СПбГАСУ
– Каким видится вам образ проектируемого здания? – спросила я у студента, приступающего к работе над проектом на степень бакалавра.
– Что-нибудь современное, – ответил он.
Дальше выяснилось: образец «современного» он найдет в интернете (типа «что сегодня носят»), а в целом, о проблеме «образа» в архитектуре имеет весьма туманное понятие.
О миссии архитектуры написаны библиотеки. Напомню главное.
Архитектор создает для человека комфортную и надежную оболочку жизни (по Витрувию – польза и прочность). Третий компонент витрувианской триады – Красота – понятие информационное: архитектура воспроизводит необходимую душе и духу информацию о порядке мироздания: о том, что Земля еще вертится, «хоть ей это странно самой»; метрика и ритмы композиций созвучны космическим ритмам, в эту систему вписывается мое сердце и дыхание. Мы прочно стоим на Земле – действует притяжение Земли (в невесомости человек болеет и сходит с ума); о действии этого закона архитектура повествует силуэтами зданий и всеми знаками, которые мы объединяем понятием «тектоника». Архитектура как искусство есть средство самоутверждения человека, осознающего себя в гармонии с природой.
Фонд знаний и умений, составляющих это искусство, называется профессиональной культурой. Человечество копило этот фонд веками – путем проб и ошибок.
На первый взгляд, этот процесс сходен с естественным отбором, обеспечившим эволюцию и совершенствование видов живых существ. Результаты отбора в природе поразительны: некий «компьютер» в нужный час отправляет крохотную ласточку на другой материк, чтобы в следующий нужный час безошибочно направить ее обратно! Ласточка красива, потому что формы ее тельца идеально соответствуют ее образу жизни.
С человеком – не так. Homo sapiens erectus – единственный вид, не усовершенствовавший себя в ходе эволюции, – в биологическом отношении он практически не изменился со времен кроманьонца.
Вышние силы передали задачу эволюции человека в сферу культуры. Младенец наследует только способность к познанию и действиям, но если вырастить его в полной изоляции от культуры, вне информации, накопленной в языке и артефактах, – вы получите имбецила.
Культура есть «совокупность генетически ненаследуемой информации в области поведения человека» (Ю.М. Лотман). Формула великого философа-лингвиста приводит нас к следующему выводу: опыт, заключенный в архитектуре прошлого, составляет условие нашего выживания как вида. До ХХ века профессия следовала правилу культурного преемствования; архитектурное образование базировалось на изучении прошлого опыта. Штудирование «образцов», проектирование по программам, обмеры памятников архитектуры пополняли творческую память будущих архитекторов: А.В.Щусев уподоблял эти занятия гаммам и арпеджио у музыкантов, развивающим чувство гармонии; рисование образцов развивало «руку» – психологам известна связь между работой руки, памятью, творческими способностями. Параллельно с искусством архитектуры копили свой опыт наука и техника – пополняя искусство инженерии, они давали архитекторам возможность выполнить замысел, касающийся преобразования образцов. В цепочке последовательных актов преобразования можно усмотреть аналог мутациям в живой природе. Историко-архитектурная наука была наукой практического значения.
Результатом стало создание великой архитектуры – она была и остается современной, меняя функции, стряхивая с себя узко-исторические смыслы: современны Эрмитаж, Аничков дворец, отданный детям, и Белый зал особняка Половцева, где сегодня, в XXI веке мы обсуждаем наши проблемы.
ХХ век нанес профессии в России два жестоких удара.
Первый удар был нанесен Авангардом. Концепция Авангарда построена на четырех постулатах:
1. Полный отказ от культуры прошлого: «Взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы, – как не мечтать об этом новому художнику, новому человеку!» (Н.Пунин).
2. Отказ от служения человеку. Формулу Протагора «Человек – мера всех вещей», которой всегда следовала Архитектура, заменили формулой Лисицкого: «Архитектуру мерьте архитектурой», ставшей базисом «архитектуроцентризма».
3. Признание личной интуиции художника главным и единственным источником формы, причем «интуитивная форма должна выйти из ничего. Творчество там, где можно сказать – ЭТО МОЁ» (К.Мельников)
4. Формула Гинзбурга: «Эстетическое восприятие как таковое в нас существует, но элементом, наилучше его удовлетворяющим, становится теперь голая в своей неприкрашенности конструктивная форма».
Авангард нашел пылких поклонников. Как же: ничего не надо изучать, не нужно мучиться с построением волют и энтазисов, – твори «из головы», комбинируя голые параллелепипеды…
В 1930-1950 годы профессиональная культура еще держалась за счет старых мастеров, востребованных Сталиным.
Второй удар по искусству архитектуры нанес в 1958 году Хрущев известным постановлением. Если бы партия сформулировала задачу так: создать жилье массовое, дешевое и эстетически полноценное – архитекторы справились бы. Но мы знаем: все, относящееся к «красоте», было запрещено. На тридцать лет единственным стилем стала коробчатая архитектура.
За эти годы выросло несколько поколений архитекторов-недоучек: опыт прошлого перестали изучать. Мастера-академисты умерли, интерес к культуре отошел в своего рода андеграунд – к искусствоведам и реставраторам. Профессия уничтожила собственные корни.
То же происходило и в других странах, но в знчительно меньших масштабах: Франция, Англия, скандинавские страны сохранили добротную традицинную среду, редкими вкраплениями в которую представлено «современное движение». Его популярность в архитектурном мире обязана могучей саморекламе.
В 1968 году апологет современного движения американец Ф. Джонсон признал: «Новая архитектура потерпела полную неудачу», другой авторитет, Кристофер Александер, заявил тогда же: «Все решения о том, что строить, должны быть в руках пользователя». Наши соотечественники не обратили на это особого внимания: все проблемы архитектуры решались единообразно на государственном уровне, архитекторы сосредоточили виртуозные усилия на том, чтобы обеспечить удобство жилья, школ и прочего, соблюдая нормативы, т.е. минимальными средствами.
Было скучно. Трудами С.О.Хан-Магомедова реанимировали подзабытый Авангард; ровесники мои должны помнить лозунг, звучавший в 70-годы на теоретических семинарах: «Архитектор – демиург!» Служение человеку заклеймили ярлыком «сервилизм».
* * *
Состояние профессии первых десятилетий XXI века вызывает у меня тревогу. В среде архитекторов, считающих себя «элитой» и «звездами», сложилось умонастроение, которое унаследовало и развило иллюзии авангарда. Речь идет о концептуальной и нелинейной архитектуре.
Концептуализм как метод начинается с изобретения авторской концепции – личной, «из головы». На свет появились «архитектура-музыка», «архитектура-танец» и т.д. Мне позвонил молодой, безумно талантливый коллега и сказал: «Каждый архитектор должен иметь концепцию. Вот я придумал инфоскульптуризм» – и нарисовал здание-«русалку» .
Нелинейная архитектура пошла дальше. Нелинейная (фрактальная, дигитальная) архитектура диаметрально противоположна установкам всех десяти предшествующих тысячелетий: она исходит не из идеи космического порядка и закона, но из идей «хаоса», «множественности», «нестабильности», «катастроф» как мировоззренческих констант. (Добрицына И. А. От постмодернизма — к нелинейной архитектуре : Архитектура в контексте современной философии. — Москва, 2004. –С.5).
Оставляю в стороне исходные основания этих концепций – разработки философов, физиков, математиков, исследующих хаос. Это их дело. Мне важен вывод, сделанный архитекторами:
«Теория множественности… предполагает отказ от традиционных для естественнонаучного знания, философии и культурологии проблемных полей, понятийно-категориального аппарата, знаковых ценностей …Противопоставление эстетики хаоса эстетике порядка привело к игнорированию самого понятия композиция, к торжеству принципа нарушения устоявшихся моделей формообразования. На смену композиционной логике в 70-е пришла принципиально иная логика – логика текста, допускающая игру смыслов». (Шуб М.Л. Культура постмодернизма в пространстве архитектуры: диссертация. кандидата культурологи).
А вы говорите – польза, прочность, красота…
Коробчатая архитектура времен Брежнева и Хрущева отучала детей, растущих в спальных районах, от красоты, ломая в их сознании нормальную картину мира. Нелинейная архитектура еще опаснее: она грозит психическим расстройством – в хаосе сознание не выдержит.
К счастью, в России к нелинейной архитектуре пока еще присматриваются и робко экспериментируют. Она уже имеет поклонников и некоторую литературу, но волноваться, казалось бы, нет причины: пусть бы они развлекались, найдутся и заказчики, но шоу-архитектура и реклам-архитектура особой погоды не сделают.
Беда заключается в другом: в нелинейной игре смыслов незаменимая роль отведена компьютеру.
«Любая немыслимая прежде форма – криволинейная, органическая, техноорганическая – относительно легко просчитывается компьютером. Разнообразие и неповторимость элементов перестает быть препятствием для строительного производства, базирующегося на новых технологиях… архитектурные объекты и инсталляции, развертывающиеся в виртуальном пространстве, неподвластном законам гравитации, подводят к идее полностью раскованной формы. Особая эстетика освобожденной от архитектонических закономерностей виртуальной архитектуры не может не влиять на реальное проектирование».
(Добрицына И.А. Там же).
Удобный для выполнения рутинных операций, пригодный как справочник архитектора, компьютер не в состоянии заменить творческий процесс, суть которого остается тайной – неслучайно культура признает явление Гения присутствием Вышних Сил. Photoshop не заменит руку архитектора-художника с ее способностью реализовать ассоциации, возникающие в сознании мастера. Теперь техническому средству переданы функции автора.
Ю.М.Лотман так охарактеризовал итоги ХХ века: «антикультура XX столетия ударила по вековому зданию культуры».
Компьютер сегодня занял прочное место в воспитании, отучая детей писать, считать, рисовать, играть, отчуждая их в конечном счете от Культуры. Та же трагедия имеет место в архитектурном образовании, приводя к снижению художественных достоинств дипломных проектов (свидетельствую об этом, как член Аттестационной комиссии в Институте им. Репина более двадцати лет), а затем – к кризису архитектуры как искусства. «Равнодушный схематизм» – так определяют специалисты стиль петербургских новостроек.
Говорят, возможность свободного языкотворчества, персональной свободы формального поиска доводит адептов нелинейной архитектуры до эйфории. Не знаю. Единственно, что отсутствует в их программах и проектах – это человек, бедный живой хомо сапиенс…
* * *
Еще в годы торжества коробчатой архитектуры возникло и окрепло дело охраны памятников – осознанный протест человека-потребителя против кастрации архитектуры. Сообщество Петербурга сумело защитить город от Мариинки-2 Д.Перро; признаны градостроительными ошибками и, надеюсь, будут исправлены нарушения «небесной линии» города. В наши дни парадоксальным образом ту же интенцию подтверждает рынок жилья – бешеная стоимость квартир в историческом центре Петербурга (или хотя бы с «видом» на историческую панораму). Те, у кого таких денег нет, вынуждены довольствоваться новостройками на периферии города, где правит стройкомплекс со своими правилами.
Итак, мы вправе констатировать: люди в меру своих сил оказывают сопротивление и коробчатой, и «авторской» архитектуре. Феномен этот еще не исследован ни социологами, ни психологами. Что, если за интуитивной борьбой за искусство архитектуры стоит дефицит в информации, необходимой нам для выживания – с чего я начала свои рассуждения? Мир людей сегодня как никогда близок к катастрофе. Но к лицу ли архитектуре терять профессиональную честь?
Преодолеть кризис профессии – непростая задача. Для ее решения необходимо, на мой взгляд:
– создать профессиональное сообщество, которое возьмет на себя разработку и пропаганду концепции нормального архитектурного наследования;
– привлечь социологов и психологов, которые могли бы исследовать влияние архитектурной формы на сознание и поведение человека;
– привлечь к этой проблеме средства массовой информации, сегодня напрочь забывшие об архитектуре;
– возможно, впоследствии организовать соответствующую законотворческую инициативу, рассмотрев исключение «красоты» из целей архитектурного творчества как нарушение прав человека;
– а в первую очередь – предпринять реформу архитектурного образования в сторону «архитектуры как искусства».