Санкт-Петербург создавался как окно в Европу, в то же время это русский город, и в этом сплаве русского и европейского одна из граней его своеобразия.
Создавался он волевым усилием в очень суровых и трудных для освоения местах. С одной стороны, это суровый северный масштаб и обилие воды с прихотливыми изгибами невской дельты, а с другой – властная воля, проявившаяся в прямой сетке улиц и цельном градостроительном замысле. Одна из важнейших особенностей «петербургского стиля» – размах, крупный масштаб, пространственное раскрытие, заданное шириной Невы, а это от 0,5 до 1 км. Отсюда масштаб главных прошпектов, визуальные коридоры, «итальянские перспективы» длиной 3,5-4 км.
В Петербурге существует удивительный переход масштабов. Второй уровень масштаба, создаваемый за счёт ответвлений дельты Невы, соизмерим с размерами домов и поперечниками широких проспектов. Следующий уровень – это уже определённая деталировка. И это органическое взаимодействие масштабов разного уровня сливается в единые гармоничные композиции. Думаю, что Пётр I почувствовал и оценил соразмерность этого масштаба своим замыслам и учёл этот фактор наряду со стратегическими соображениями.
Очень важна система регламентов и ограничений. Высотное ограничение, длина зданий от 20 до 75 м. и т.д.
Каждая эпоха вносила что-то своё в «петербургский стиль», в том числе модерн, который не только создал яркие и неповторимые здания, но и усилил градостроительный потенциал Петербурга. Он тяготел к более крупным размерам и задал новый масштабный элемент, средний между масштабом окна и масштабом дома, обогатив таким образом общую масштабную линейку, которая связывает все его элементы в единое целое.
Например – дом Мертенса с его большими арками как завершение перспективы Большой Конюшенной улицы.
Разумеется, огромную роль играли храмовые доминанты и зелёные пространства парков.
Архитектурное наследие Петербурга разнообразно, и какие-то стилистические предпочтения выделить здесь трудно. Хотя, наверное, следует признать, вслед за многими специалистами, приоритетную роль ансамблей эпохи классицизма.
Но если говорить о характере города в целом, то это, прежде всего, градостроительные особенности. Первая из них – регулярность.
Вторая – сочетание широких панорам, прямых перспектив, которые ориентированы на какие-то архитектурные акценты, и плотной фасадной застройки. Разрывы иногда дополняют этот характер, но в принципе Петербург – город линейный, фасадный. Ещё одна особенность: Петербург – город горизонтальный, где следование горизонтали создаёт контраст с отдельными вертикальными акцентами. Из сочетания общей горизонтальности с этими господствующими вертикалями и создаётся общая картина города.
Таким образом, стиль Петербурга определяется, прежде всего, его пространственной организацией.
В первую очередь – приоритет градостроительства над архитектурой. Это тот случай, когда город ценнее суммы зданий. Они могут быть среднего качества, а город как целое имеет чрезвычайно высокое качество. Санкт-Петербург создавался как «муляж» исторически сложившегося европейского города, создавался «широкими мазками». За счёт этого в архитектуре несколько упрощён подход к деталям; в них зачастую нет высокого ремесленного уровня.
Второе, что бы я выделил – преобладание оштукатуренного кирпича перед камнем; белые ордерные части и цветной фон. Эта гипсовость, оштукатуренность, опять же, несколько обесценивает каждое отдельно взятое здание, но никак не снижает красоту целого.
Ещё одна характерная черта исторического Петербурга – крытые металлом кровли под определённым углом. Именно поэтому мансарды «убивают» историческую подлинность Петербурга. Эти кровли имеют множество дымоходов и других деталей, и если до карниза главенствует строгий порядок, то зона крыш – это некий живописный хаос.
Позже появились брандмауэры, став ещё одной характерной приметой Петербурга. Поэтому дырявить их окнами или делать псевдофасады, я считаю, плохо. Наконец, набережные, мосты, вода.
В целом, исторический город прошёл две стадии развития Его ясный барочно-классицистический каркас сформировался до 1840-х годов, а потом этот каркас стал обрастать эклектичной «плотью».
Определение стиля – дело искусствоведа. Реальный практик искусства, скорее, стремится в работе не попасть в рамки имеющихся ограничений. В крайнем случае, назначает рамки сам себе. Поэтому все, что ниже: а) – не про меня, б) – игра на чужом искусствоведческом поле.
Рассуждая об архитектурном стиле, вы ходите по тонкому льду. Достаточно просто распределить отдельные произведения архитектуры по стилевым нишам: барокко, ампир, конструктивизм, хай-тек (не к ночи помянут!) и т.д. В центральных районах Петербурга большинство объектов попадут в обширный склад эклектики. Подальше от центра возобладает позднесоциалистический брутализм. К большей части массового жилья сегодня трудно вообще применить категорию стиля. Общественные же здания единичны, не считая торговых центров с их коммерческой временной псевдоархитектурой.
По-моему, «петербургский стиль» это соподчиненное понятие для каждого из определившихся стилей. Стили прошлого: барокко, ампир, модерн, конструктивизм оставят внимательному наблюдателю уголок Петербурга, иногда закрепленный названием (петровское барокко, например).
В новейший период, после двух великих революций, мировой 1968 года и российской 1991 года, характеристики отдельных стилей: неоклассики, монументализма, других нео, и вездесущей эклектики прописаны менее четко. Тут больше свободы для рассуждений теоретика, в том числе, и для поиска черт, присущих именно Петербургу.
Первый слой поиска, пожалуй, обнаружит петербургскую сдержанность. Избыточно яркое долго, десятилетиями, не врастает в Петербург. Например, Лидвалевская «Астория». Кое-что не врастет, возможно, никогда: Парландский Храм Воскресения Христова, Башня Газпрома Никандрова.
Второе: для Петербурга характерна высокая культура заимствования. Она определяется обращением к первоисточникам. Неоклассика и высокая эклектика Штакеншнейдера, Сюзора, Леонтия Бенуа, Перетятковича точны в подражании; петербургские мастера никогда не копируют копии.
Третье наблюдение: Петербургу претит деконструктивизм. Ощущение тектоничности важно, как для самих мастеров, так и для оценивающей публики. Например, справедливый гнев вызван был предложениями Мооса для новой сцены Мариинского театра. По разным причинам в Петербурге мало примеров псевдорусского стиля, но одна из них – наличие в палитре этого стиля деконструктивного двойного арочного окна без центральной опоры. Деконструктивная черта русской архитектуры – луковичное завершение храмов – не характерно для Петербурга, ему подходит купол или, по крайней мере, шлем.
У нашего города существует внутренняя программа построения, которую можно назвать стилем города. На мой взгляд, основные постулаты, раскрывающие суть этого стиля, таковы:
• Общий градостроительный замысел, исторически обоснованный и построенный на регулярной планировочной структуре, необыкновенно гармонично вошедший в природное окружение рек, каналов, островов. Все вместе они создают градостроительный и архитектурный феномен.
• Город образует единый необыкновенно цельный архитектурный ансамбль, состоящий из ряда крупных архитектурных комплексов, возникающих исторически и неразрывно связанных пространственно-временной спиралью развития города.
• Единство масштаба и модульности основных членений определяет цельность каждого ансамбля, при этом стилевая характеристика зданий может быть совершенно различной.
• Индивидуальность города достигается сохранением индивидуальности зодчего и большого разнообразия стилевых характеристик зданий, при этом у каждого зодчего присутствует «чувство локтя» – одно произведение архитектуры является продолжением другого.
• Набережные реки Невы представляют собой удивительно цельный архитектурный ансамбль, при этом каждое здание составляющее ансамбль является произведением архитектуры.
• Мосты придают городу яркий образ. Они являются главными транспортными и пешеходными артериями города. Разводы мостов в период белых ночей придают городу необыкновенную поэтичность и романтичность.
• Неповторимый колорит города, неразрывно связанный со сдержанной северной природой.
• Масштабность города от человека к детали, от здания к комплексу ансамблей.
• Изысканный, сдержанный силуэт города, который рождается из спокойного, плоского рельефа города и оживлен высотными силуэтами храмов, куполов, шпилей, создающими ритм и «пульс» города.
• Неповторимая фоновая застройка улиц, где каждое здание отличается от другого, и в то же время улица образует единое целое, архитектурный ансамбль; вместе они сливаются в единый организм, называемый Санкт-Петербургом.
• Каждое поколение архитекторов отражало дух времени; городу всегда было свойственно использовать самое новое, передовое.
У каждой вещи есть своя индивидуальность, а значит, свой характер, свой дух, свой стиль. Конечно, это может быть дурная, порченная индивидуальность с плохим характером, духом и стилем. Но все равно есть, так или иначе формируется и остается. Даже при массовой стандартизации. Потому, что кроме архитектуры есть природа, конкретное и неповторимое земное место, более или менее запорченное строителями и освоенное жителями. Раз так, то и у Петербурга есть свой стиль. По общему мнению, этот стиль довольно определенный, узнаваемый и даже в центральной зоне и знаменитых пригородах восхитительный. Причина тому состоит в преобладании общих градостроительных регламентов при массе высокопрофессиональных и первоклассных построек, отвечавших требованиям поддержания столичного имиджа.
Как назвать этот стиль? Может быть использована масса эпитетов, отражающих его «европеоидность», плоскостность, урегулированную просторность и прочее. Но самым емким и правильным его наименованием будет «петербургский». Это правильно потому, что относится к его индивидуальности. Неповторимой индивидуальности.
Архитектура исторического Петербурга неоднородна, имеет, как минимум, два уровня образной значимости:
• барочно-классицистическое ядро, включающее в себя и центральные невские панорамы. Именно эта, сравнительно небольшая часть города и является основой его поэтического образа, туристической привлекательности и расхожего, активно эксплуатируемого понятия «петербургский стиль». Естественно, что этот уникальный образ не может быть транслирован на новые районы. Эстетика белых ночей и растворенных в них белых колоннад (А.Пушкин, А.Бенуа…) не для многоэтажных спальных районов, формирующихся по законам маркетинга и нормативных ограничений.
• районы застройки доходными домами с «историзирующими» фасадами и дворами-колодцами. Здесь почти нет пространственного разнообразия, кроме системы взаимосвязанных дворовых пространств, которые в массово-туристическом сознании ассоциируются с «достоевщиной». Эти признаки доходного строительства вряд ли уместно причислить к признакам, определяющим привычное (но все еще не сформулированное) понятие «петербургский стиль».Исходя из сказанного, можно сделать вывод, что понятие «петербургский стиль» в его расширенном до универсальности толковании является фантомным и не может содержать в себе каких-либо общих, единых признаков и характкристик. С определенной долей условности оно может быть применимо только к историческому ядру города, компактно расположенному по обеим берегам Большой Невы.
Характерный для исторического Петербурга «строгий, стройный вид» обеспечивался:
• Сочетанием достаточно однородной (по пространственным параметрам улиц, кварталов и построек, по стилевым характеристикам, тектонике и материалу фасадов) городской ткани, с очень небольшим числом контрастных акцентных элементов (высота сооружения, даже его стилевая характеристика).
• Сочетанием регулярных кварталов со свободными элементами природной среды (в центре – акватории Невы, рек, каналов).
• Относительно небольшими размерами компактного исторического ядра (при Александре население города составляло несколько сот тысяч человек).
Очарование исторической застройки в ее достоверности. Основная ее ценность – историчность. В сфере духовного восприятия мира историчность – это некая органика, органическая, живая почва. Для человека с ориентированным духовным воображением она проводник для связи с поколениями, с которыми он хочет быть в непрерывной связи, как со своими родными. Ему уютно и комфортно с ними, это среда его обитания. Это не культ предков. Это расширение сферы живого и вечного, выход на струну вечно живого. Он, такой человек, взаимодействует не только с прошедшими поколениями, но и с будущими. Строя дома, заботится о них - о будущих поколениях. И дома у него почти живые. Помните, как Мечтатель из «Белых ночей» разговаривал с домами? Дома – это то, из чего доносится эхо прошлого и во что уходит эхо настоящего для будущего. Настоящий строитель, строя дом, испытывает чувственное наслаждение. Он испытывает такую же нежность и благодать ко всем его будущим жителям, на все века вперед, как и тогда, когда он тает в нежности, гладя своего ребенка... Он старается для них, как для своих детей и следующих за ними потомков. Он посылает в будущее духовную связь с ними, также как и принимает такую же связь с теми, кто строил дома, построенные до него.
Конечно, это не именно петербургский эксклюзив. И, может быть, совсем не все дома способны обеспечить трансляцию таких чувств - только те, которые с ними построены, или напоенные ими иным образом.
Вот пример. Дом на углу Большого и Каменноостровского проспектов П.С. Некогда его украшала красивая башенка. Потом сгорела. Потом ее восстановили. Вроде все то же, но... неразличимо, неуловимо не то же. Я понимаю, что архитектор очень старался, пытался воспроизвести ее в точности. Не уверен, что так же старался и строитель. Но, может быть, старался и он. Но не вышло. Новый элемент, вроде сделан и с документальной точностью, но чужероден. Так что эта опасность подстерегает нас не только в новых районах, а и в центральных также, даже и в случаях с, казалось бы, совершенно историческими идентичными деталями.
Что такое «стиль Петербурга» до революции?
• Соблюдение закона «карниз Зимнего дворца»
• Имперская строгость и качество архитектуры, благодаря профессиональному контролю плюс Высочайшее благословение.
• Ансамблевые решения.
• Градостроительный «геометризм» относительно молодого города.
• Регулярные арх. конкурсы высокого профессионального уровня.
• Культовые здания всех конфессий /признак столицы/.
• Один из главных признаков «петербургского стиля» – градостроительные решения «петербургской окраски».Контраст – «московский стиль» – купеческий стиль – относительная вседозволенность – усадебный дух – природная живописность городских ландшафтов.
Считаю тему т.н. «петербургского стиля» (его поиск, утрату или наличие) чрезвычайно актуальной, особенно сегодня, когда происходит смена поколений как в профессиональной среде, так и в среде горожан (приходят «новые петербуржцы», но уже и увы, не ленинградцы).
Считаю, что «петербургский стиль» определяется:
• Соблюдением исторически сложившегося масштаба архитектуры, применительно к средовой ситуации и человеку.
• «Кардиограммой» небесной линии количеством и качеством вертикалей к горизонталям фронтальной застройки.
• Особой ролью панорам, перспектив и видов, «ансамблевостью» застройки.
• Гармонией «весовых» соотношений простого и сложного - рядовой застройки и ансамбля или отдельного памятника, умеренностью роли декора, детали к архитектурной массе.
• Колористической гармонией архитектуры и природной среды («золотая» линия архитектуры, в сплаве «серебра» вод и небес)
• Доминированием одного стиля при стилевом разнообразии (классицизм). Можно говорить, что есть части города и даже районы, где доминирует историзм, эклектика или модерн. В ряде памятников значительна роль барокко, но в целом Санкт-Петербург – город классицизма.
• Победа большой идеи, имперского аристократического начала над буржуазным.
Если мы перечисляем только признаки чего-либо, это значит, что у нас нет содержательного представления о предмете. До тех пор пока словосочетание «петербургский стиль» не обретет семантического содержания, его не следует называть понятием.
«Петербургский стиль» в архитектуре отличается от какого-либо иного, скажем, московского, в такой же степени как москвичи отличаются от петербуржцев. Это ощущение, в значительной степени, иррациональное. Вместе с тем отличие, безусловно, существует, если попытаться ответить на вопрос впрямую, т.е. перечисляя признаки.
В первую очередь, их можно обнаружить в градостроительстве. Это – структурированность территории квартала и его сооружений через брандмауэр. Петербургский квартал разительно отличается от Московского (18-19-20 вв.), где есть застроенный периметр внутри которого полная свобода бытия.В Санкт-Петербурге смысловые пространственные оси формируют порядок, достоинство и, в значительной степени, имперское величие. Ритм, размерность, изысканность – не пространственная, а 3-х мерная: по горизонтали и по вертикали. Каждый раз это очень ощутимо: земля, тело и небо. Всегда есть начало, протяженность и завершение, выстроенные «по-петербуржски». Но, «по-петербуржски»– это определение эмоциональное, и иного дать сложно, так как то, что мы называем «петербургским стилем» сформировалось потому, что была и есть дельта Невы, есть белые ночи и талантливые созидатели, выстроившие этот прекрасный город.
Признаки «петербургского стиля» просты. Это несколько правил. • Правило красной линии застройки. Позволяет строго формировать ущелье улицы. • Правило брандмауера. Позволяет формировать плотный фронт застройки на большом протяжении. • Ограничение высоты для фоновой застройки (не выше карниза Зимнего дворца - 22 метра) позволяет обеспечить «небесную линию» на огромной территории центра (правда в модерне уже стали нарушать, но не критично ). При этом высота культовых сооружений не ограничена, поскольку они по своей природе всегда солируют над фоном. «Дух выше плоти». • Ансамблевая застройка характерна для старого Петербурга, где авторитарный способ правления способствовал созданию ансамблей. • Стилевое новаторство. На петербургской почве смело уживались стилевые изменения, приходившие в основном из Европы, но иногда и доморощенные – например, конструктивизм.
«Петербургский стиль» определяет, прежде всего, ландшафт города – дикий северный ландшафт, плоский, с небольшими выпуклостями на севере и на юге. Близость Карелии. Вода. Маркизова лужа. Серый климат без контрастных падающих теней. Надо помнить о том, что мы здесь – люди пришлые.
В архитектурном смысле самое определяющее – планировочная, градостроительная целостность. Европейская кровь императорской фамилии и общая ориентация на Европу. И не надо думать, «петербургсий стиль» – это украшение, декорация.
«Петербургский стиль» – это комплекс ограничений (фасадная линия, горизонтальные и вертикальные членения, высотный регламент, строительные материалы и технологии возведения строений и т.д.), который в разное время регламентировал застройку Петербурга.
В поисках ответа на первый вопрос для начала перебрал в памяти архитектурную терминологию и не нашёл слова (слов), определяющих „петербургский стиль“. Как не нашёл определения ему через аналогии в музыкальном и поэтическом словаре. Точнее всего оказалось сравнение с самим языком, который всегда современен и в любое мгновение настоящего обеспечивает присутствие в нём прошлого; в то же время отбирая и включая в себя новые слова из будущего.
Петербургский стиль – это особый „умышленный“ архитектурный язык, возникший на основе полифонии языков архитектуры Средиземноморья и языка природы Северного света и воды. „Прошлое, присутствующее в настоящем, переполняющим и отвоёвывающим его“ – наиболее точное определение этого языка и архитектурного петербургского стиля.
Для меня самыми совершенными проявлениями этого стиля и этого языка являются два примера. Один – „Зимняя канавка“ с аркой (не то задуманной ещё Кваренги, не то от идеи до проекта созданной Юрием Матвеевичем Фельтеном) и выход от „Зимней канавки“ к реке Мойке, мимо дома Аракчеева через мост (который сам по себе уже площадь). А дальше – застройка по обеим сторонам Мойки с оградой у Капеллы и самой Капеллой. Второй пример – Аничков мост на Фонтанке с открытой взгляду застройкой всех четырёх углов и небом в любую погоду, конями Клодта и даже табличкой, напоминающей о военных шрамах на основаниях скульптур.
Принципы градостроительства, усвоенные нами от Корбюзье, разрушили старую систему улиц, площадей, дворов и т.д. Наши новые города не имеют лица. Конечно, значительную роль в этом сыграла индустриализация, но беда в том, что внедрение индустриальных методов стало самоцелью. В итоге индустриализация выиграла, а среда и люди проиграли..
Чем больше ступенек от полностью приватного до полностью общественного – тем выше уровень градостроительной ткани..
Конечно, продление принципов Петербурга в новых районах дало бы нам совершенно новую среду, которая могла бы стать мировым магнитом. Но с поправкой на наше время и на мировой опыт..
В мире выработаны типы разноплотных сред. Каждая среда имеет право на жизнь, каждая живёт по своим законам и имеет свой масштаб. Есть сверхплотные транспортные хабы, которые работают как многофункциональные зоны, и это работает сверхэффективно. В них и торговля, и сервис, и жильё и т.д. Есть менее плотные и совсем неплотные, разреженные, камерные..
Хайвэи должны быть отделены от пешеходных улиц. Так, я в Сингапуре за сорок минут проезжаю весь город, ни с чем не пересекаясь, и вдоль этой дороги почти ничего не строится – она окружена зеленью. Скорость движения и пропускная способность очень велики, и это в том числе минимизирует вредные выбросы. В новых районах, поселениях, городах необходимо внедрять энергосберегающие технологии – на самом деле это уже целая наука, о существовании которой мы не хотим знать, хотя все вокруг этим болеют, понимая, насколько это повышает качество среды..
У нас всё смешано. Есть некая однородно-аморфная, хаотично-агрессивная недифференцированная среда, не имеющая никакой эстетической ценности. Я считаю, что наши новые районы должны быть «петербургскими», что выражается в ряде принципов. Это та структурность, о которой я сказал выше, в том числе чёткое разделение пешеходной и транспортной зон. Должен так или иначе сохранятся петербургский масштаб. Первые этажи должны общественными – это места коммуникации. Также могут иметь место и определённые архитектурные традиции – материалы, фасадные темы, хотя это право выбора архитектора. Нужно давать архитекторам свободу в рамках четкой системы развития города. А это уже ответственность города, власти. А власть с этой функцией регулятора не справляется.
Возможно, это было бы продуктивно – перенести эти принципы в новые районы.
Но всё что сейчас происходит в области жилищного строительства, для меня определяется формулой: «Кубатура победила архитектуру». Архитекторы поставлены в очень жёсткие условия, и, к сожалению, сегодня это не то поле, где может проявиться «петербургский стиль».
В период модерна погоня за квадратными метрами тоже многое определяла, прежде всего, характеристику внутриквартальной среды. Но всё же при этом всё было чётко структурировано. Сейчас этой структурированности нет.
Что касается нового строительства в центре города, не хотелось бы, чтобы новые постройки взрывали масштаб, ритм, тектонику как основные качества исторически сложившейся застройки. Здесь нужно регулирование по высотности, по членениям, по характеру материалов и т.д.
С другой стороны, поле для эксперимента тоже должно быть, и здесь новые районы – как раз самое подходящее место. Зачем нам здесь насильно экстраполировать туда «петербургский стиль»? Пусть будут здания, подобные капелле в Роншане. Но, как Петербург создавался волевым началом и жёстким регулированием, так и здесь нужна чья-то властная воля на прорыв, на эксперимент. А это уже никак не связано с кубатурой…Таким образом, навязывание «петербургского стиля» Буграм или Купчино вовсе не обязательно. Это вполне могло бы быть зоной эксперимента. Но здесь нужно, чтобы власть была, во-первых, в этом заинтересована, а во-вторых, чтобы она была компетентна – пусть не как Пётр Великий или Павел I, но хотя бы немного. К сожалению, ни того, ни другого мы сегодня не наблюдаем.
Самое главное – не путать стиль со стилизацией. Заставить архитектора работать в том или ином стиле, спустив его сверху, конечно, можно, но это требует больших усилий и большой государственной политики, которую нам сегодня даже на городском уровне невозможно навязать. Во-вторых, любого сложившегося архитектора такое навязывание просто поломает, и мы получим достаточно унылые вещи. Бывает, конечно, всеядные архитекторы, радостно жрущие всё, что попадётся. Самый талантливый из них – Щусев. Но в любом случае насиловать нельзя.
Я бы в историческом городе скорее придерживался «политики апартеида». Для исторического города – одни критерии, для новых районов – другие. Самое главное: если есть сложившийся контекст, представляющий хоть какую-то ценность, архитектор должен его учитывать и с уважением к нему относиться. Представим себе, что нужно что-то построить на периферии Петербурга советского, где могут соседствовать сталинская застройка, производственные здания 1960-х и жилая застройка 1970-х с некоторыми признаками кирпичного брутализма. Я обязательно вступил бы в диалог с этой застройкой, несмотря на то, что имею совершенно определённые представления о том архитектурном языке, в котором я работаю.
Общего «петербургского стиля» нет. Стиль исторического Петербурга один, стиль хрущёвской застройки другой, и между ними нет ничего общего. Но я бы в любом случае выделил категорию уместности. Работу в исторических стилях сейчас могут позволить себе лишь очень немногие. Поэтому могу привести в пример три работы в историческом центре, которые, не будучи стилизациями, очень удачно вписались в контекст. Один из них – дом Е. Герасимова на Невском, 137; другой – дом мастерской «Земцов, Кондиайн и партнёры» на Малом пр. ВО; третий – дом В. Григорьева на Свердловской набережной, на мой взгляд, один из лучших за многие годы домов в городе.
Это примеры того, как может современный архитектор, не наступая себе на горло, работать в историческом контексте. Что касается совсем новых районов – затрудняюсь ответить…
В новой архитектуре можно, по-моему, говорить только об авторском стиле. Например, стиль Рейнберга, стиль Герасимова, стиль Явейна, стиль Мамошина. Насколько каждый из авторских стилей является петербургским? Не берусь сказать. Уверен только, что каждое талантливое произведение СМЕЩАЕТ стилевые характеристики мегаполиса.
При проектировании в новых районах также должны использоваться вышеперечисленные принципы. В частности, требуется концепция развития новых набережных, как продолжение неповторимого ансамбля водных панорам Петербурга.
Призывая архитекторов бережно относиться к традициям нашего города и сохранять исторический центр, я считаю, что будущее за архитектурой, сохраняющей региональный и национальный колорит и художественную индивидуальность. В то же время, наши постройки должны быть современными, с применением самых новейших передовых технологий и материалов.
Как нам вести себя в Петербурге сегодня и впредь в этой связи? Подлаживаться, беречь и не портить.
Вроде бы мы достигли консенсуса в этом вопросе. Однако это касается только исторически сложившихся территорий. А с новостройками дело обстоит иначе. Большинство градостроительных новообразований вовсе не соответствуют петербургскому стилю. Это другие поселения, присоседившиеся к имперской столице с пролетарской бесцеремонностью. Надо ли их заставлять подражать историческому центру? Я думаю, что их надо заставить подчиняться, знать свое место, но не подражать, чтобы не опошливать образец. Поэтому я выступаю за то, чтобы в разрастающихся новых районах культивировались свои стили, которые могут быть весьма оригинальными, но обязательно добрососедскими по отношению к собственно Петербургу. Административное слияние в одно целое гигантских территорий – это неправильная политика. Архитекторам сейчас не под силу ее изменить, но им под силу своими профессиональными средствами выразить несогласие с ней. Людям и их поселениям требуется определенная доза сепаратизма, местечковости.
По-моему, вопрос достаточно ясен: нельзя валить все в одну кучу, нельзя считать огромный город одним целым. Город – это система поселений, территориальная, соседская община. Так было всегда, так и должно быть. Большая община, включающая в свой состав малые и крошечные. И каждый дом должен быть индивидуален, иметь свое лицо, свой норов и стиль. «Петербургский стиль» – понятие относительное. Я против его тотального доминирования. В нем должно оставаться многообразие, а рядом – добрососедство.
Распространенное мнение, что современная застройка новых районов должна быть «петербургской» является ошибочным, и даже вредным, поскольку, во-первых, размывает уникальность истинной исторической застройки, во-вторых, лишает современную застройку возможности соответствовать современной свободе творчества и создавать уникальные образцы современной архитектуры, и в-третьих, лишает возможности по законам контраста, более остро, воспринимать красоту исторической архитектуры. В конце-концов, в искусственно моностилевых городах человек лишен возможности переходить из эпохи в эпоху, что лишает городское пространство столь необходимой временной и эстетической многослойности.
В нашей истории был лишь один период удачного «продолжения традиций». Но это был очень кратковременный период – послевоенное десятилетие. Технологически, эстетически и хронологически он был близок периоду эклектизма и неоклассики. Это помогло ему (дополнительно к политическому заказу) утвердиться, несмотря на «разрывающее» воздействие авангарда. Сегодня попытки возрождения этой вторичной неоклассики способны рождать лишь карикатуры на историзм (недавние примеры – трц «Галерея», жилой дом на ул. Победы, 5, жилая застройка у метро «Крестовский остров», на Морском пр. и др.). Во вторичной неоклассике есть и другая опасность – соблазн чрезмерного монументализма и крупномасштабности жилой застройки. А именно этим больна архитектура Р. Бофилла в районе Смольного и Большеохтинского моста. Бесчеловечность такой архитектуры особенно наглядно видна при сравнении ее с крупным жилым комплексом Бассейнового товарищества собственников квартир.
Вывод. Не нужно сегодня в новых районах натужно стремиться к мифическому «петербургскому стилю», но нужно продолжать традиции хорошего вкуса, человеческого масштаба, гармоничного сочетания построек и пространств, тонко прорабатывать детали, умело предусматривать «расстановку» вертикальных доминант и акцентов, а также учитывать другие условия настоящего зодчества. Это и будет «петербургским стилем», отличающим наш город от провинциальных (и даже московских) «изысков» («ужимок и прыжков»).
Хотелось бы, чтобы современная архитектура была вариантом «петербургской» – как это было с ленинградским конструктивизмом и ленинградским «сталинским ампиром», но время уже упущено – джин был выпущен из бутылки в 1990-е...
ДА, должна. В ней так или иначе должно быть что-то петербургское – или очевидно петербургское, или что-то совершенно неразличимое, неуловимое, но определенно петербургское. В том, чтобы оно было, должны состоять и честь, и доблесть и архитектора, и строителя.
Но, всему этому очень сильно мешает технический прогресс, разделение труда, экономические, организационные, технические основы строительного производства, сальдо-будьдо и прочая шелуха, при наличии которой человеку, искренне желающему строить потому, что он по-человечески любит строить, чувственно любит свое дело, трудно «сохранять лицо» «нормального» человека. Трудно ему сохранить свой огонь, сияющий в его сосуде, и использовать его по назначению – греть им свое дело – начальник не дает или просто производственная целесообразность. Да и вообще он не у дел. Не он у дел. А строительная машина.
Новые районы тоже должны быть «петербургскими», но что мы видим? Формируется новая фоновая, относительно безликая жилая застройка на основе современных регламентов и тенденций застройки эпохи дикого капитализма в погоне за завышенной прибылью и экономией на всем и вся!
Попытки ансамблевых градостроительных решений разбиваются о несостоятельность застройщиков и коммерческих принципов. Единственное, на что мы можем уповать, это «петербургские» внедрения в общественные пространства в виде «имперских» общественных зданий, культовых зданий и сооружений, «имперского» благоустройства, скульптуры и ландшафтных характерных комплексов. Несмотря на то, что понимание «петербургского стиля» весьма неоднозначно, считаю, рассуждения на эту тему очень полезны на пути к истинно качественной архитектуре и созданию образно-знаковой городской среды с отражением ценностных исторических характеристик. Ничего амбициозного нет в том, чтобы гордо сказать: «Я Петербуржец!».
Сегодня критерии «петербургского стиля» должны быть теми же, плюс: • Градостроительная и архитектурная соподчиненность второстепенного, рядового главному. • Стилевая умеренность фоновой архитектуры как метод усиления художественных достоинств уникальных сооружений. • Не подменять качества, характеризующие большой петербургский стиль мелочным копированием псевдоисторических деталей и декора. • Провести тотальную ревизию эстетического состояния кварталов массовой застройки и разработать методику приведения их в вид, соответствующий столичному образу Петербурга. Задача не столько затратная, сколько требующая усилий по воспитанию населения: необходимо «новых петербуржцев» научить элементарным правилам уважения к городу. Для этого «круглого стола» мало. Это должна быть программа, начиная со школьной скамьи. • Особое мнение: новостроечный Ленинград 50-х -70-х годов, был на мой взгляд, более «петербургским», чем нынешний новый Петербург (как в новостройках, так и в исторической части города).
Петербург формировался столетиям, каждое из которых было разным. Сооружения XIII, XIX и XX веков отличаются стилистическими особенностями, и все это – Петербург.
На вопрос, должна ли быть современная застройка новых районов быть Петербургской, – ответ: «да». Но это не стилистическая проблема, так как любой настоящий город по своей сущности эклектичен. Чтобы новостройки обрели качество Петербурга, необходимо, в первую очередь, соблюдать основные физические параметры, прописанные для города, и художественную оформленность этих параметров.
Новая застройка сегодняшнего дня не может быть «петербургской», поскольку не могут быть реализованы правила застройки, перечисленные выше. Сегодня в проектах планировки территории архитекторы делают красивые эскизы, иногда в духе прошлых ансамблей, но затем территория делится на лоты и нет такой силы, которая могла бы заставить инвестора А згармонизировать свой комплекс с инвестором Б. Поэтому ансамблевый характер застройки исключается. Поскольку высота фоновой застройки в несколько раз превышает высоту карниза Зимнего дворца, культовые сооружения теперь не солируют, а ютятся у подножия жилых монстров. То есть теперь «плоть выше духа». (Интересно, что об этом думают верующие люди?).
Единственное, что остается из прошлого, это стилевое новаторство. Лахта-центр безусловно новаторское произведение, но обеспечит ли оно гормоническое единство новой застройки – большой вопрос.
Сегодня мы видим 70-метровые дома в том же самом ландшафте и ужасаемся. Единственная предпосылка этого «стиля» - жадность. Похожие процессы проходили в начале ХХ века, тогда их так и не удалось перебороть, а в наше время эта трущобная застройка возродилась с новой силой. Это и есть лицо современного Петербурга. Эту застройку создают не свободно мыслящие творцы, а карманные архитекторы застройщика. Сегодня архитектору необходимо вернуть его статус, и тогда, может быть, что-нибудь появится. Но поскольку с жадностью бороться невозможно, эти трущобы мы будем строить, строить и строить, пока они сами не начтут падать, или пока до кого-нибудь не дойдёт, что таким образом мы теряем то, ради чего живём. Градостроительная политика у нас отсутствует, и изменить что-либо уже поздно. В итоге мы имеем архитектуру, которая точно отражает состояние общества, его экономику, идеологию, ценности…
В моем понимании «петербургский стиль» – это профессионализм архитектора, чуткое отношение к окружающей, существующей застройке, современные архитектурные решения и материалы (в большей мере местные), любовь к городу, в котором живёшь.
На второй вопрос ответ – само собой – положительный. В том смысле, что современная застройка должна быть „петербургской“ и подчиняться тому же требованию присутствия прошлого в настоящем, осваивающем язык будущего. Но насколько современные архитекторы свободны в использовании этого языка и этого стиля? Или из всего этого богатства им оставлено только петербургское небо? А дальше, чуть перефразировав А. С. Пушкина, „зависеть от царя, зависеть от народа – не всё ли им равно?“
Великий популяризатор архитектуры Андрей Константинович Буров в опубликованных „Беседах с аспирантами“ говорит: „Считаю, что колоннада не нужна в Казанском соборе <...> Это уже не архитектура, а «архитектурный аккорд»“. Но он, слава Богу, никогда ничего никому не запрещал и не разрешал. А нынче командуют архитекторами отнюдь не Буровы. И найдётся „специалист“, запрещающий „колоннаду“, оставляющий только церковь (функцию). Другой специалист удивится – зачем по бокам скульптуры. А затем на „общественных слушаниях“, чтобы дорогая земля не пропадала, „народ“ решит поставить по бокам жилые „домики“. Примерно таков нынешний стиль применительно к проектированию Казанского собора. Основанием „петербургского стиля“ может быть только абсолютная творческая свобода архитектора (может быть, с оглядкой на мнение главного архитектора города). Только суд времени определит, случился у архитектора триумф или поражение. „Общественное обсуждение“ архитектурного проекта всё равно, что „общественное обсуждение“ плана хирургическое операции. Только автор может определить: нужен ли ему совет коллег (обсуждение в творческом союза). А если к этому делу допущены чиновники и начальники, то о каком стиле можно говорить? Вот и ответ на второй вопрос: первый критерий „петербургского стиля“ – творческая свободная воля архитектора. И заказчик тоже желателен „в стиле“. Но больше никого к проекту допускать нельзя (умение уговорить заказчика – тоже относится к талантам архитектора).
Дальше начинается технология „петербургского стиля“: большие закрытые кварталы; ровная небесная линия (застройка может быть значительно выше, чем в центре города, но открывающая по вечерам „зелёный луг“ над оранжевым закатом; вода (по возможности); скульптуры или что-то суперновое, но выполняющее в пространстве роль скульптуры. Кажется мне также существенным для „петербургского стиля“ одна важная мысль уже упомянутого Бурова о том, что проектируемое здание должно соотноситься с выбранным архитектором „ростом“ человека: он говорит о росте в 2,8 метра или 1,5 метра и разной для этих ростов архитектуре. „Петербургский стиль“, представляется мне, ориентированным на реальный человеческий рост.